Книги пастора

Рейтинг:  4 / 5

Богословская традиция синергизма (сотворчества) благодати Божьей и свободы человека никогда не прерывалась на христианском Востоке, её почти не коснулись теологические бури Запада.[1] По мнению российского философа Льва Александровича Зандера, богословие христианского Востока в целом столь значительно отличается от западной классической теологии потому, что не испытало на себе сколько-нибудь сравнимого влияния со стороны: антропологии Августина, учения об искуплении Ансельма и схоластической методологии Фомы Аквинского.[2]

Нечто подобное можно сказать и относительно учения голландского богослова Якоба Арминия на территории России и СССР. То есть рано или поздно нам нужно признать отсутствие преемственности, или серьёзной связи, между взглядами последнего и русско-украинским евангельским движением (и отечественным баптизмом, в частности).[3] Арминий, живший во второй половине XVI – начале XVII веков в Амстердаме и Лейдене, говоря строго, был реформатским пастором. Т.е. он стоял на совершенно другой богословской почве, его мышление находилось в иной системе теологических координат – в сравнении с восточным, славянским христианством, откуда преимущественно брало начало отечественное евангельское движение. То, что совершил в своей жизни Арминий, прежде всего, имеет ценность и смысл для западного протестантизма. Фактически Арминий был ревизионистом классического кальвинизма и на протяжении всей жизни мыслил в его рамках. Известные пять пунктов арминианства и кальвинизма – суть плоды одного и того же позднего схоластического мышления, попытки рационалистически объяснить то, что в принципе есть тайна Божья.  

Вот лишь один поясняющий пример: среди основных причин озабоченности Арминия логическими следствиями доктрины предопределения была её нестыковка с христологическим учением Церкви.[4] Если какие-то группы людей, ещё прежде своего рождения, определены к раю или аду, то это чрезвычайно ограничивает "масштаб искупления", умаляет Голгофский подвиг Христа (если не делает его бессмысленным). Т.е. кальвинистское учение – совершенно не христоцентрично. Чтобы в достаточной степени понять смысл этого аргумента Арминия, прежде всё-таки нужно получить классическое теологическое образование на Западе – основывающееся, опять же, на антропологии Августина Блаженного и его понимании греха, на "юридическом" подходе Ансельма Кентерберийского к доктрине искупления и на схоластической систематике, "суммированной" Фомой Аквинским.

Однако то, что мы находим в основании учения о спасении в русско-украинском евангельско-баптистском братстве, имеет совершенно другую природу, иные корни. Это и не хорошо и не плохо – это просто другой, более "мистическо-апофатический" и менее рационально-систематический опыт богословия. И печально, если мы сегодня пренебрегаем духовным опытом своих предшественников и отцов. Даже если нам в какой-то степени нравятся западные схоластические тонкости, это не даёт нам права перечёркивать славянский евангельский путь, достойно пройденный предшествующими поколениями.

Сегодня всё чаще можно услышать о том, что отечественные баптисты придерживаются "арминианского" богословия.[5] Однако такое мнение, на наш взгляд, совершенно неадекватно исторически сложившемуся феномену в братстве ЕХБ. Безусловно, это западная классификация, применённая к русским баптистам лишь по признаку приблизительного, внешнего сходства понятий. Поэтому для нас самих такой подход должен стать неприемлемым, расцениваться как неоправданное упрощение проблемы. В определённом смысле это всё равно, что сравнивать хвост кометы с хвостиком поросенка! Да, формально «хвостовая часть» присутствует в обоих случаях, но насколько серьёзно говорить о реальной связи между такими явлениями?

Ведь не быть кальвинистом не обязательно означает быть арминианином. До начала перестройки практически никто из русских баптистов ничего не знал о голландце Арминии и его учении. В российских условиях идеи европейского протестантизма, под влиянием общей культурной славянской традиции и особенностей национального менталитета, часто претерпевали значительные изменения. Что не в последнюю очередь отражалось и на вопросах сотериологии.

И если сказанное справедливо в отношении арминианства, то тем более (или – в равной степени) русско-украинские баптисты не имеют ничего общего с кальвинизмом. Примечательно, что единственное отечественное кальвинистское вероисповедание баптистов[6] на поверку оказывается формальным переводом с немецкого исповедания веры гамбургских баптистов и не получает в России сколько-нибудь заметного распространения.[7] Уже ранние, наиболее авторитетные отечественные вероучения Ивана Степановича Проханова (1910 г.) и Ивана Вениаминовича Каргеля (1913 г.) содержат утверждения о совместных действиях Бога и человека в деле спасения.[8]

В 2006 г. автор настоящей работы имел честь участвовать в проекте, в рамках которого были взяты интервью более чем у ста пожилых известных служителей и членов церквей ЕХБ со всех концов бывшего Советского Союза (проживающих ныне на Тихоокеанском побережье США). Всем им, помимо прочего, задавался вопрос на т.н. "кальвинистско-арминианскую" тему. Абсолютное большинство интервьюированных (за исключением 2 – 3 человек) сказали, что ничего не знали о кальвинистском учении до времени перестройки. Некоторые из них и раньше слышали термин "кальвинизм", но не понимали его значения. Что касается арминианства, если пренебречь внешней схожестью идей ("хвосты"), то вообще никто до перестройки не слышал ни о таком учении, ни даже и самого слова. Вывод из этого, думается, может быть следующим: если мы доверяем принципам социологической науки, то перед нами научный факт: отечественные баптисты исторически – не арминиане и не кальвинисты.

Откуда же появились собственные, достаточно специфические и, главное, общепринятые воззрения на тему спасения в братстве ЕХБ? Для трудного, но честного ответа на этот вопрос, по-видимому, следует оглянуться вокруг себя и вспомнить, в какой исторически стране мы проживаем. И тогда однажды – как бы мы ни относились к православию (даже если отрицательно) – придём к осознанию того, что русско-украинские баптисты по своим взглядам на спасение не слишком далеко ушли от традиционного (и древнего) православного учения. Да, некоторое сходство со средневековым арминианством здесь есть, однако, опять же, корни его происходят из совершенно другого историко-богословского контекста. Отечественные баптисты всегда стремились подчеркнуть превосходство веры над делами, что свидетельствует об их причастности к протестантскому миру, однако одновременно были бесконечно далеки от доминирующего среди западных (европейских, американских) баптистов кальвинистского учения о спасении.

Важно отметить, что отечественные авторы братства ЕХБ, писавшие о предопределении и свободе воли до перестройки, критикуя кальвинизм, никогда даже не упоминали арминианство как некую богословскую альтернативу,[9] что ещё раз подтверждает: русские баптисты – не арминиане. В 1966 году официальный журнал "Братский вестник" сообщил, что братство ЕХБ в Советском Союзе "ничего не знает" о теологических дискуссиях между западными кальвинистами и арминианами.[10] Это стало, вероятно, первым упоминанием слова "арминианство" в советской баптистской среде, что было сделано, впрочем, даже без краткого пояснения термина.

Дело здесь не столько в экзотическом для России слове, сколько в том, что непосредственно стоит за этим, в тех фундаментальных отличиях между западным реформатским богословием и православно-молоканской средой, взрастившей русский баптизм. Выступая против кальвинистской доктрины избрания, отечественные баптистские авторы фактически противопоставляли ей традиционное для христианского Востока учение о спасении, основанное на Божьем предвидении духовного выбора человека. Характерно, что только в 1984 году "Братский вестник" – по-видимому, впервые – упомянул имя самого голландского богослова Якоба Арминия.[11] С тех пор какие-то элементы собственно арминианского учения, с его схоластическими формулами, стали всё чаще упоминаться в России. Однако это случилось уже во время перестройки, в период совсем других реалий. То есть, можно сказать, что и кальвинизм, и арминианство практически одновременно – во время перестройки, и не ранее – заявляют о себе в среде отечественного братства ЕХБ.

Теперь нам следует самим себе напомнить основные принципы православного учения о спасении, согласно известным догматическим трудам РПЦ. Причём, данный материал полезно соотнести с тем, что до начала перестройки традиционно звучало в русско-украинских евангельско-баптистских общинах, имею в виду: проповеди с кафедры, беседы на занятиях с "крещаемыми", лекции на церковных курсах для проповедников – т.е. с тем, что составляло саму суть "повседневного богословия" ЕХБ до начала 1990-х гг.

В сжатом изложении, сотериологические воззрения Русской православной церкви, в какой-то мере неизбежно оказавшие влияние на отечественный баптизм, – ибо невозможно было двум крупнейшим христианским общинам в России и СССР прожить более ста лет бок о бок и остаться совершенно независимыми друг от друга, – сводятся к следующим утверждениям.  

Бог любит всех и желает спасения всех людей на земле, поэтому предопределение к вечной смерти кого бы то ни было – немыслимо. Предопределение Божие основано на Его предвидении обращения людей к Христу. Человек обладает реальной свободной волей, которая была серьёзно повреждена, но отнюдь не утрачена в первородном грехе. Процесс спасения включает в себя как Божию, так и человеческую стороны. Спасение возможно только действием благодати, которая, однако, не нарушает нравственной свободы личности. Когда человек, побуждаемый благодатью, отвечает Богу раскаянием в своих грехах, он тем самым выходит на путь спасения и становится предопределённым к Царствию Божию. Тот же, кто отвергает Божью благодать, по сути, сам себя лишает спасения.[12]

Св. Иоанн Дамаскин пишет в «Точном изложении православной веры»:

Должно знать, что Бог всё наперёд знает, но не всё предопределяет. Ибо Он наперёд знает то, что в нашей власти, но не предопределяет этого. Ибо Он не желает, чтобы происходил порок, но не принуждает к добродетели силою. Поэтому предопределение есть дело божественного повеления, соединённого с предведением.[13]

Архиепископ Сергий Страгородский так суммирует главное православное начало:

Спасение не может быть каким-нибудь внешне-судебным или физическим событием, а необходимо есть действие нравственное; и, как таковое, оно необходимо предполагает, в качестве неизбежнейшего условия и закона, что человек сам совершает это действие, хотя и с помощью благодати. Благодать, хотя и действует, хотя и совершает всё, но непременно внутри свободы и сознания.[14]

Православные авторы неустанно повторяют: да, Господь сотворил человека без его спросу, но спасти таким же образом Богу не угодно никого. И потому, когда утопающему бросают конец верёвки, а тот за него не хватается, то неизбежно утонет...[15]

Налицо серьёзные различия в подходах к проблеме между западными протестантами, с одной стороны, и восточными христианами в целом, с другой стороны. Если Бог, прежде всего, независим от Своего творения, то перед нами т.н. "правовые отношения".[16] Закон дан, заповеди изречены, и Богу недосуг возиться с изменчивой волей человека. Преступники будут наказаны, а праведники – вознаграждены. И в эту концепцию довольно естественно вписывается доктрина абсолютного, двойного предопределения. Правовая концепция "преступление – наказание", безусловно, обосновывается Писанием, но отнюдь не отражает всей его полноты (т.е. Бог для человека не только Судья, но и Пастырь добрый, Учитель, Друг и т.д.).[17] Если же Бог независим уже через призму Своей любви и милости, то такое Его "самоограничение" даёт великие плоды и ещё более славит Его. Отношения Господа с человеком строятся на благодатной и доверительной основе.[18] У Него есть бесконечное время воспитывать и побуждать к спасению каждого грешника. И только уже те люди, которые отвергнут и столь великую милость Бога, после предоставленных им многих возможностей для примирения, только те – навеки погибнут.[19] В этом учении, которое исповедует Восточная православная церковь, просто нет места западной доктрине двойного предопределения.

Евангельские христиане-баптисты на территории бывшего Советского Союза до начала перестройки в целом придерживались весьма схожих сотериологических взглядов. Так, А.В. Карев отмечал, что Библия учит о предопределении только к спасению и что Бог ни одного человека не предопределяет к погибели. «Бог предвидел, – говорит Карев, – падение первого человека и появление греха на земле, но Он не предопределял греха и не предназначал его... А спасение от греха было предопределено, было предназначено Богом прежде создания мира – в лице непорочного и чистого Агнца Божия, Иисуса Христа».[20]

Мы видим, что Карев в данном вопросе придерживался вполне традиционной, восточно-христианской линии аргументации. Другими словами, это была в немалой степени общая сотериологическая позиция – как русского православия, так и отечественного баптизма.

Одна из фундаментальных истин Восточной Церкви заключается в следующем: как свободен Бог, так и человек, созданный по Его образу и подобию, обладает весомой свободой.[21] И это не духовная гордость: благодаря учению о смирении как главной добродетели, восточно-христианское богословие избегает западных "арминианских" крайностей в утверждении свободы воли.[22]

Русские баптисты учили в том же ключе: человек, как образ Божий, имеет свободную волю и непременно – в смирении сердца – участвует в деле своего спасения; свобода воли рассматривается как повреждённая, но не утраченная в результате грехопадения; поэтому человек несёт полную ответственность перед Богом за все свои действия, и "спасительная вера немыслима без дел".[23] Параграф 6 проекта вероучения ЕХБ (1980 г.) включает в себя, как нечто бесспорное, утверждение о свободе воли человека. После провозглашения спасения по вере следует добавление: "Об истинной вере свидетельствуют также добрые дела".[24] В утверждённом вероучении братства ЕХБ (1985 г.) говорится о сотворчестве благодати и свободной воли человека, а затем повторяется та же фраза, что и из проекта вероучения о важности добрых дел.[25]

Данные слова приоткрывают дверь в традиционное русское христианское благочестие, широко представленное в отечественном баптизме, например: постоянным чтением Писания, строгими постами, коленопреклонёнными молитвами, ночными бдениями, раздачей милостыни, многими страданиями Христа ради (что также всегда у нас ценилось достаточно высоко). Это ещё раз демонстрирует «русскую почву» отечественного баптизма и тот вес добрых дел, который едва ли будет приемлемым для западных протестантов, причём не только кальвинистов, но и арминиан. В 1985 году "Братский вестник" попытался сбалансировать тему веры и добрых дел следующим примечательным образом: "Добрые дела укрепляют нашу веру… если мы хотим иметь уверенность в спасении, обратим внимание на нашу жизнь…"[26] (То есть, с одной стороны, вроде бы подчеркивается примат веры, однако добрые дела, условно говоря, изгнанные "в дверь", тут же возвращаются в дом через "окно"). Иногда русские баптисты сближались с православным пониманием важности добрых дел настолько, что учение Лютера об оправдании верою изменялось ими до неузнаваемости. Вот, например, слова известного служителя ВСЕХБ: «Нам надлежит явить веру, не "соломенную", как выражается Лютер, но веру из добрых дел… Будем спешить делать добро, потому что можно опоздать…»[27]

Таковым – нравится нам это или не нравится – в общих чертах и было традиционное учение ЕХБ до начала перестройки. И именно из этого нам и нужно сегодня исходить, определяя дальнейшее направление для развития отечественной теологии. Если же мы изначально ошибочно определяем своё богословие как "арминианское", то, во-первых, поступаем ненаучно (безосновательно игнорируя реальную культурно-религиозную почву); во-вторых, нарушаем хронологию событий; и наконец, в-третьих, действуем вопреки всякой логике (ведь всё-таки "Авраам родил Исаака", а не наоборот).

Если мы с вами хотим, скажем, добраться до Киева, то, прежде всего, нам нужно точно выяснить, где именно мы находимся в настоящее время. Потому что, если мы, например, сейчас в Праге, то двигаться нужно в одну сторону, а если где-нибудь в Омске, то идти следует совсем в другом направлении. И вот теперь, представьте, что мы неправильно определяем своё местонахождение. Например, идея о том, что мы сейчас в Праге, почему-то для нас несравненно более привлекательна, чем та, что мы где-то в Омске. И вот после этого мы, как нам кажется, начинаем двигаться в сторону вожделенного Киева. Однако если мы изначально неверно определили своё местонахождение, то в действительности будем не приближаться к Киеву, а только от него удаляться. Поэтому, чем скорее мы осознаем свою ошибку, тем будет лучше. А ошибка заключается в том, что нам почему-то вздумалось, что мы арминиане (или кальвинисты), т.е. некие реформаты, а не выходцы из православного мира (с его фундаментально другим мышлением, миропониманием, философией).

Даже если мы утверждаем, что во главу угла ставим "только Библию", то это, прежде всего, будет русская Синодальная, т.е. православная Библия, в которой, как говорят специалисты-исследователи, многие "крайне протестантские" тексты Нового Завета о спасении исключительно по благодати оказались заметно смягчёнными – очевидно, для их лучшей гармонии с традиционными православными представлениями об определённой ценности – в глазах Бога – добрых дел.[28] Что, в конечном счёте, неизбежно отражалось и на братстве ЕХБ, пользовавшемся в основном тем же православным переводом Писания. Ещё один наглядный пример: в русской Синодальной Библии, неприятное слово "взятка" встречается всего четыре раза,[29] а в Новой американской стандартной Библии (1960-1977 гг.) слово bribe ("взятка") находим уже 26 раз.[30] Причина такого несоответствия заключается в том, что в Синодальной Библии данное понятие зачастую заменяется более мягкими и "любезными" словами: дары, подарки… За этим, отчасти курьёзным примером стоят, тем не менее, весьма серьёзные трудности в истолковании Священного Писания, известные особенности восточно-христианского мышления, которые в полной мере мы обнаруживаем у русских баптистов.  

Конечно, отголоски кальвинистских и арминианских идей могли проникать в СССР и через железный занавес, с Запада. Например, один из руководителей ВСЕХБ С.П. Фадюхин в 1970-е годы выражал обеспокоенность по поводу присутствия учения о предопределении в некоторых общинах.[31] Генеральный секретарь ВСЕХБ А.М. Бычков по этому поводу выражался тоже достаточно категорично: "Мы… не проповедуем принцип, что раз спасённый – спасён навсегда, и не умаляем подвиг веры. В этих вопросах мы придерживаемся определенной последовательности на основании Слова Божия…"[32] (А Слово Божие, вновь повторим, было у нас в православном переводе, в согласии с восточно-христианской традицией). Сравним сказанное со словами другого известного служителя братства ЕХБ А.К. Сипко: "Русский баптизм, держась простого Евангелия, с постом и молитвой, оставался верным своему Господу и Его слову без всякого предопределения".[33] Думаю, что подобные заявления служителей старшего поколения могут быть адекватно оценены сегодня, если только мы их слова будем рассматривать не с точки зрения стандартов западной, кальвинистско-арминианской теологии (что было бы крайне некорректно), а в общем контексте восточно-христианского учения о спасении. Другими словами, западное влияние на богословие братства ЕХБ не следует чрезмерно преувеличивать. Всё равно, в конечном счёте, мы заимствуем у других народов только то, на что откликается наше собственное сердце. А откликается оно преимущественно на то, что было вложено в него с самого детства, вошло с молоком матери. Всё другое в большинстве случаев отторгается (конечно, здесь могут быть исключения, но таково правило).  

До начала перестройки советские евангельские христиане-баптисты почти без исключения учили, что христианин, при определённых условиях, может отказаться от Господа и своего спасения,[34] отпасть от благодати,[35] быть вычеркнутым («изглаженным») из книги жизни на небесах…[36] Пояснялось это обычно следующим образом: потерять спасение (случайно) – невозможно, Бог верен обетованиям и хранит Своих детей; однако отказаться от спасения (сознательным и волевым решением) человек может, и тогда он навеки погибнет.[37] Есть замёрзшие на морозе люди, которых можно ещё отогреть, оттереть, но бывают такие замёрзшие, которых уже никаким теплом не спасти; так же – и отпавшие.[38]

В советское время, кстати, это был достаточно болезненный вопрос – даже не столько теории, сколько практики. Известно, что в период с конца 1950-х гг. до середины 1960-х гг., во время хрущевского наступления на религию в СССР, около двухсот православных священников отказались от сана.[39] Сотрудничая с атеистами, многие из них написали антирелигиозные книги и статьи. Подобное вероотступничество, увы, имело место и среди отечественных баптистов.[40]  

Некоторые редакционные статьи "Братского вестника" в 1970-е годы[41] обращают на себя внимание своим исключительно восточным, т.н. "духовно-нравственным" подходом к теме греха. То есть человеческий грех, например, рассматривается более как духовная болезнь, чем преступление против Господа[42] – что заметно контрастирует с традиционным для Запада подходом к теме искупления, в том числе в арминианской традиции. К сказанному следует добавить и те многочисленные ссылки на известных восточных отцов и учителей Церкви (особенно на св. Иоанна Златоуста), что до начала перестройки также стало уже нормой в братстве ЕХБ. Разумеется, баптистские авторы писали и о спасении по благодати исключительно через веру в Господа Иисуса Христа (более привычный для протестантов взгляд), но непременно при этом добавляли, что благодать никого не спасает насильно.[43] И это ни в коем случае не было умалением могущества Божьей благодати, но – лишь восточно-христианским истолкованием этого могущества: когда Господа, например, намного больше славит Невеста, с радостью бегущая за Женихом-Христом, а не идущая за Ним в силу необходимости.

Одновременно русские баптисты, вопреки православной традиции, как правило, учили уверенности в спасении.[44] Многие из интервьюированных нами членов общин ЕХБ определённо говорили о своей уверенности в спасении в годы советской власти[45] и цитировали на эту тему свои любимые гимны, например: "Да, я спасён! Не гордости то слово" и др.[46] Вместе с тем, некоторые традиционные отечественные баптистские песнопения содержат и не столь однозначные утверждения.

В книге вечной спасённых,
О, скажи, Боже мой,
На страницах зажжённых
Я записан Тобой?...
В книге вечного царства –
Я записан ли там?...
И где ангелы славят, –
Я записан ли там?[47]

Подобная неопределённость звучит и в следующих гимнах: №27 ("Нет, силы нет"), №85 ("Исцели моё сомненье") из "Сборника духовных песен", №744 ("Неужели без плодов") из "Песни возрождения" и др. А гимн №170 (СДП), написанный как будто для провозглашения уверенности в спасении, фактически говорит о Христе следующее: "И Он мне спасенье вручит // в день, когда опять придёт…" (т.е. всё-таки не сейчас, не сию минуту христианин спасён?). Такого рода песнопения, по-видимому, в какой-то мере отражали повседневное богословие "не столь уверенных" в своём ("лёгком") спасении отечественных баптистов, которые, например, задавались такими тревожными вопросами (также цитирую из интервью со старцами ЕХБ): "не десять ли дев вышли навстречу Жениху, но только пять из них были приняты на брачный пир",[48] "говоришь, ты спасён? Дай-то Бог!.. но почему-то спрашивает Господь: в пришествие Своё найдёт ли веру на земле?",[49] "всем нам, христианам последнего времени, нужно бодрствовать, ибо написано: двое будут на одной постели, или вместе молоть, или вместе работать в поле, но только один из них возьмётся к Господу…",[50] и т.д.[51] На наш взгляд, православное учение о том, что христиане, живя на земле, находятся на пути к своему вечному спасению ("ибо мы спасены в надежде" – Рим. 8.24)[52] может лучше прояснить причину некоторой непоследовательности русских баптистов в вопросе уверенности в спасении. Возможно, это было каким-то отголоском столь часто цитируемых авторами РПЦ слов преподобного старца Агафона, который говорил так: "…Я человек; почему мне знать, угодны ли были мои дела Богу? …Не имею дерзновения, пока не предстану Богу, ибо иное суд человеческий, а иное суд Божий".[53] – Фактически здесь прослеживается та же мысль, что и в гимне ЕХБ: "На страницах зажжённых я записан Тобой?"

Один из руководителей ВСЕХБ, В.Е. Логвиненко, иллюстрировал процесс спасения следующим образом: да, мы спасены, говорил он, – как тонущий человек, которого вытащили из воды и поместили в лодку спасателей. Но пока мы живы, эта лодка, в которой находимся, ещё не достигла берега. И потому нужно бодрствовать, чтобы не потерпеть крушение и, несмотря на своё спасение, не погибнуть.[54]

С.В. Санников в "Исповедании веры Одесской семинарии евангельских христиан-баптистов", вероучении первой семинарии отечественного братства ЕХБ, в соответствии с духом восточно-христианской традиции писал в начале 1990-х годов:

Представление о суверенном, но не произвольном Божьем избрании подчёркивает справедливость Бога, Который, конечно, не обязан был спасать всех, но в силу Своей любви поставил в равное положение всех людей, даже тех, о которых Он заведомо знал, что они не примут спасения. Таким образом, Он всем предоставил возможность спастись… Подчиняя себя воле Божьей, верующий имеет радость спасения и уверенность в вечной безопасности, которая означает, что никто и ничто со стороны не могут отлучить его от благодати. Однако, произвольный грех и сознательное неповиновение воле Божьей, постоянное невнимание к божественным предостережениям и нежелание пребывать во Христе заставляет Бога, уважающего свободу человеческой личности, после многократных напоминаний извергнуть от Себя поступающего так…[55]

Таким образом, в отличие, например, от англо-американского или немецкого баптизма русское братство ЕХБ исторически находится на другой теологической почве. Поэтому, например, у нас так много сегодня "кальвинистов", которые фактически верят только в пятый пункт кальвинизма (нельзя "потерять спасения"), а то, что это закономерный вывод из четырех предшествующих теологических утверждений, они просто отказываются принимать. И это воистину по-русски: восприятие темы всей душою, скорее эмоционально, чем рационально. Поэтому, кстати, так благодатно воспринимаются и часто цитируются отечественными баптистами известные слова православного поэта, в какой-то мере, вероятно, направленные против западного рационалистического богословия: "мне жаль людей, не ведающих Бога, и жаль людей, всё знающих о нём"…[56]

Западный протестантизм, часто (и, думается, заслуженно) обвиняемый в чрезмерном рационализме, по сути, остался равнодушным к апофатическому, мистическому пути богопознания.[57] А вот поздний советский баптизм был на удивление апофатичен. Вот только несколько характерных цитат из, опять же, доперестроечных номеров как официального "Братского вестника", так и нелегального журнала СЦ ЕХБ "Вестник истины":

Мы не постигаем… внутренней тайны Божества, но веруем согласно Слова Божия… Существо Божье выше всякого нашего познания, не только человеков, но и ангелов, потому что Бог живет в неприступном свете, и никто из человеков Его не видел и видеть не может (1 Тим. 6.16).[58]

Наш человеческий разум просто не способен проникнуть в божественную тайну… Христос… – неприступный, необъяснимый и непостижимый для нашего разума Свет, как непостижим и необъясним Сам Бог. Поистине, что мы можем знать о сущности истинного небесного Света?..[59]

На мою долю выпала непосильная задача говорить… о Самом Господе Иисусе Христе. Я трепещу от этой мысли, потому что не способен… Здесь содержится столько великих и глубоких истин, что их невозможно пересказать даже за всю жизнь… Бог! Это имя непостижимо… ограниченным человеческим умом невозможно его постичь… Небо – это место, где в неприступном свете обитает Бог…[60]

Такое смирение перед Богом, открытое выражение человеческой немощи в познании сути небесных тайн заметно отличается от рационалистических тенденций среди ранних штундистских и баптистских общин в конце XIX – начале XX веков, когда первые русско-украинские евангельские проповедники охотно вступали в сложные богословские дискуссии с образованными православными священниками и миссионерами и, по собственным ощущениям, "громили" их.[61] В послевоенное время подобная наивность встречается среди русских баптистов значительно реже. Похоже, к тому времени они уже в какой-то степени приблизились к осознанию своего общего с православием, восточно-христианского мировосприятия, а также неудовлетворительности столь распространённого среди западных протестантов подчёркнуто рационалистического метода богопознания.

На таком историко-теологическом фоне хотелось бы обратить внимание и на известную примитивность споров, вращающихся вокруг «пяти пунктов кальвинизма», как чрезвычайно обедняющих мистически-невыразимые взаимоотношения Бога и человека, присутствующие даже в простой молитве, а тем более – в постижении воли Божьей на протяжении всей человеческой жизни. Так называемый "монергизм" (классический кальвинизм, не согласный с синергией, или сотворчеством воли Божьей и воли человека в вопросе спасения, подчёркивающий всесилие Бога, исключительно Его воли, а не человека) фактически мало чем отличается от древнего монофелитства, в свое время отстаивавшего наличие в Иисусе Христе только воли Божьей – в ущерб Его произволению Человеческому. Представьте, как в монофизитских и монофелитских проповедях в своё время, наверное, убедительно звучало следующее (это аутентичный древний пример): подобно тому как капелька воды, попавшая на раскаленный клинок, мгновенно испаряется, так и человеческая природа (или воля человеческая) тут же исчезает при соприкосновении с Божеством…[62] Однако Вселенскими Соборами подобные идеи справедливо были признаны ложными учениями, умаляющими величие голгофского подвига и страданий Господа Иисуса Христа, Истинного Бога, и, в то же время, Истинного Человека.

В рамках настоящей работы мы только наметили то направление, следуя которому, однако, рано или поздно, приходим к уже упомянутому выше выводу: фундаментально и исторически отечественные, русско-украинские баптисты – не арминиане и не кальвинисты. И в этом наша уникальность, самобытность в сравнении с западным протестантизмом, чему косвенно способствовали даже советские коммунисты, в своё время воздвигшие т.н. "железный занавес", который разделил не только социалистический Восток и капиталистический Запад, но и в очередной раз провёл разграничительную черту между восточным и западным христианством в целом. В то же время внутри СССР православные и баптисты объективно оказались в таких условиях, в которых они были и равно гонимыми, и равно влекомыми друг к другу. То есть это как раз те немаловажные, формационные моменты, от которых нам ни в коем случае нельзя отмежёвываться, хотя наверняка следует уже идти дальше и развивать, и совершенствовать своё богословие. Однако делать это нужно, прежде правильно сориентировавшись на карте истории, кто мы такие и где в действительности сейчас находимся. И только тогда наше братство евангельских христиан-баптистов сможет реально стать неким мостиком, небесполезным соединительным звеном между восточным и западным христианством.  

Доктор Константин Прохоров
Доклад прочитан на Просветительской конференции
«Основы, история и современное состояние арминианского богословия»
(г. Одесса, октябрь 2011 г.).

Другие работы К. Прохорова:

«Монашествующие» и Христа ради юродивые в отечественном баптизме (часть 1)
«Монашествующие» и Христа ради юродивые в отечественном баптизме (часть 2)